Прозаик, сценарист кино и телевидения. По образованию биолог-генетик. На рубеже 1980-х и 1990-х годов вышли два фильма, снятые по ее сценариям — «Сестрички Либерти» Владимира Грамматикова и «Женщина для всех». Широкую известность писательница приобрела в 1992 году после появления в «Новом мире» ее повести «Сонечка» (1993г., Букер, номинация), в 1996 году в том же «Новом мире» был опубликован роман Людмилы Улицкой «Медея и ее дети» (1997 г., Русский Буккер, финалист), за «Казус Кукоцкого» – Букер — Открытая Россия ( 2001г. Лучший роман года на русском языке), за «Искренне Ваш Шурик» – Букер – Открытая Россия (2004г.), за «Даниэль Штайн, переводчик» -Национальный Бестселлер, (2007г., номинация) и Русский Буккер (2007г.). Книги Людмилы Улицкой переведены на 17 языков.
Да, в каком-то смысле это так, когда это делается профессионально религиозным человеком, когда из религии он выстраивает профессию. Мы живем в христианском мире вне зависимости от того, верующие мы или неверующие. Мы живем внутри иудео-христианской цивилизации, мы можем читать или не читать Евангелие, но Десять заповедей, может, кто-то узнал из Морального Кодекса строителя коммунизма. Потому что испокон веков есть некоторая внерелигиозная этика, например, золотое правило: «не делай другому того, что ты не хочешь, чтоб делали тебе». Это истины, которые работают вне зависимости от того, верим мы в то, что над нами стоит Бог, и Он нас накажет или наградит, или в более сложные взаимоотношения с нами вступит. Но есть люди, которые принимают эти человеческие нормативы выживания. Поэтому всякая профессиональная религиозность, профессиональная догматическая установка на знание правил, которые другие не знают, и отсюда я выше и лучше, отсюда я избранный народ, избранная группа населения. Знаете, есть Православная церковь, а есть Истинная Православная церковь, есть какая-то еще более истинная Православная церковь. И каждый раз это новое деление нас приводит к всё более узкой установке, к всё более ограниченному сознанию. А все-таки у меня есть ощущение, что наш идеал – это свобода, а свобода предполагает, что есть свобода и у другого человека, твоего соседа. И поэтому я на самом деле большой сторонник свободы. Но такой, при которой ты не навязываешь соседу того, что ты считаешь для себя обязательным. Ты можешь не есть свинину, креститься справа налево или слева направо, можешь вообще не креститься, а стоять на голове в виде духовного упражнения – это твоё личное дело. А вот поведение твоё в обществе, то, как ты коммуницируешь с другими иногда имеет отношение к вере человека. Например, когда понимаешь: рад бы дать по шее, но вера не позволяет. Но когда твоя вера тебя призывает пойти в Крестовый поход или всех гугенотов немедленно уничтожить, или еще кого-нибудь, тут я останавливаюсь и думаю: что-то надо здесь проверить, что-то здесь не так. Нам про это Господь Бог ничего вроде бы не говорил, что надо убивать.
Это чудовищное заявление. Я думаю, что этого человека надо изолировать от общества. Потому, что я вообще считаю, что человеческая вера – это личная тема, личная проблема. И хороший атеист безусловно стоит хорошего верующего. У меня бабушка была совершенно неверующая, я думаю, что она была образцом нравственности. И ей для того, чтобы быть нравственным человеком, идея Бога была совершенно не нужна. Таких людей не очень много, но они встречаются, они бывают также прекрасны, как любые святые. Это так называемые святые без Бога. Они в вере существуют. И заявление о том, что неверующие как животные – это ровно тот перевертыш, которым 50 лет нас кормили ситуацией обратной, что «верующие все идиоты: как можно верить, когда Гагарин летал и Бога не нашел». Т.е. абсолютно та же самая позиция. Это ограниченность, это неспособность встать на другую точку зрения. и даже говорить об этом нечего.
Фильм «Остров» - очень красивое кино. Я его рассматриваю, как замечательный, красивый православный лубок. У меня есть к нему претензии числом три. Не буду дальше распространяться – не хочется уходить в сторону. Слово «лубок» эту ситуацию исчерпывает. Дело в том, что не так просто устроена жизнь. Ну не знаю: история с исцелением ребенка, история с экзорцистом, изгнанием беса. Понимаете, мне немножко неловко от этого. Это всё грубовато, мне кажется. Всё равно это трогает. Как нас трогает сказка, как нас трогает вообще исцеление. Когда человек больной, вот пришел доктор, сделал ему операцию удачно, и он стал здоровым - это точно так же трогает, это такое же чудо. Но… у меня другое устройство внутреннее. Я спокойно отношусь к этому фильму. Считаю, что это лучшее, что сделал Павел Лунгин.
